Ее муж продолжил ее рассказ, теперь уже охотно, чуть ли не страстно, как бы стремясь подвигнуть их на то, чтобы они поняли и поверили ему:

– Я помнил, что ополоснул лицо холодной водой, но не мог быть уверен, что раковина осталась чистой. Чем больше я об этом думал, тем сильнее был уверен, что в ней остались следы рвоты. И я знал, что вы можете по ним определить. Я – «выделитель», но не это меня волновало. Я знал, что желудочные кислоты разрушают антитела и Лаборатория не может определить мою группу крови. Но в желудке был порошок карри и пигмент горошка. По ним вполне можно определить, что было съедено во время последнего приема пищи, и так идентифицировать меня. А солгать о том, что я ел, было невозможно, ведь с нами ужинала мать Сью.

И вот нам пришло в голову попробовать помешать миссис Бидуэлл рано явиться в Лабораторию. Я всегда прихожу на работу до девяти, так что я совершенно естественно первым окажусь на месте преступления. Если я сразу пройду в умывалку, как я и сделал бы в нормальных условиях, и промою раковину, тогда единственная улика, доказывающая, что я был в Лаборатории накануне вечером, исчезнет без следа. Никто ничего не узнает.

Сюзан Брэдли сказала:

– Это была моя идея – позвонить миссис Бидуэлл, и это я говорила по телефону с ее мужем. Мы знали, что она к телефону не подойдет. Она никогда не подходит. Но Клифф не знал, что мистер Лорример-старший не лег накануне в больницу. Его послали куда-то из Отдела, когда звонил мистер Лорример. Так что из нашего плана ничего не вышло. Мистер Лорример позвонил инспектору Блейклоку, и все явились в Лабораторию почти тогда же, когда и Клифф. После этого нам ничего не оставалось, как ждать.

Дэлглиш мог представить, каким страшным было это время ожидания. Неудивительно, что Брэдли не мог отважиться пойти в Лабораторию.

– Когда вы позвонили в дверь Лаборатории, сколько прошло времени, прежде чем доктор Лорример открыл вам? – спросил он.

– Почти сразу же. Он не мог успеть спуститься сверху, из Биологического отдела. Наверное, он был где-то на первом этаже.

– Он не сказал вам что-нибудь вроде того, что ждет посетителя?

Соблазн был велик и вполне очевиден. Но Брэдли отстал:

– Нет. Он говорил о том, что у него есть дела, но я так понял, что он имеет в виду анализ, который тогда проводил.

– А когда вы увидели труп, вы не слышали и не видели ничего, что могло бы указать на убийцу?

– Нет. Но я, конечно, и не задержался ни на минуту, чтобы посмотреть. Но он был там, и очень близко, в этом я верен. Не знаю почему.

– А вы заметили, как лежал молоток, и что из черновой тетради Лорримера была вырвана страница?

– Нет. Ничего не заметил. Все, что я запомнил, это Лорример – труп и тоненькая струйка крови.

– Когда вы были в умывальной, вы не слышали звонка дверь?

– Нет. Но не думаю, что его можно наверху расслышать, же был не на первом этаже. И даже если можно, все равно бы не услышал – ведь меня выворачивало наизнанку.

– Когда доктор Лорример открыл вам дверь, ничего в нем не показалось вам необычным? Кроме того, что он так быстро отворил вам?

– Ничего необычного. Только у него в руках была тетрадь.

– Вы уверены?

– Да, вполне уверен. Она была раскрыта – обложкой внутрь.

Значит, появление Брэдли помешало Лорримеру что-то делать, что бы это ни было. И находился он на первом этаже, там, где расположены кабинет директора, Отдел судебных материалов, Хранилище вещдоков.

– Ну а машина, которая свернула к Лаборатории, когда вы вышли на дорогу, какого типа?

– Я не видел. Все, что я помню, – это горящие фары. У нас нет машины, и я не очень хорошо различаю их марки, если не могу как следует рассмотреть.

– Вы не помните, как вел ее водитель? Он повернул к въезду уверенно, как будто знал, куда именно едет? Или поколебавшись, как если бы искал место, где остановиться, и увидел открытый въезд?

– Он только чуть замедлил ход и свернул к въезду. Я думаю, он знал это место. Но я не стал ждать, чтобы посмотреть, подъехал ли он к Лаборатории. Ну, конечно, на следующий день я понял, что это была не полиция из Гайз-Марша и не кто-нибудь из сотрудников, кто имел ключи, иначе труп обнаружили бы раньше.

Он поднял на Дэлглиша измученный взгляд.

– Что теперь со мной будет? Я не могу смотреть в глаза своим сотрудникам.

– Инспектор Мэссингем отвезет вас в Гайз-Марш, в полицию, вы сделаете официальное заявление и поставите свою подпись. Я объясню доктору Хоуарту, что произошло. Вернетесь вы в свою Лабораторию или нет – это решать ему и вашему Организационному отделу. Мне представляется, вам дадут отпуск в связи с особыми обстоятельствами, пока это дело уладится.

Если ему суждено когда-нибудь уладиться. Если Брэдли говорил правду, то выясняется, что Лорример был убит в период от восьми сорока пяти, когда звонил его отец, до девяти часов одиннадцати минут или около того, когда автобус на Гайз-Марш тронулся с остановки «Чевишем». Таким образом, следы рвоты помогли определить время смерти и разрешить тайну звонка к миссис Бидуэлл. Но убийцу им эта улика указать не смогла. Если же Брэдли действительно невиновен, как он будет жить дальше, оставшись в этом ведомстве или даже уйдя из него, если дело не будет раскрыто?

Он проводил Мэссингема с Брэдли до машины и подождал, пока они не отправились в путь. Потом пошел пешком к Лаборатории Хоггата, куда и идти-то было чуть меньше километра. Ему не доставляло удовольствия предвкушение беседы с Хоуартом. Обернувшись, он увидел, что Сюзан Брэдли все еще стоит на крыльце с ребенком на руках глядя ему вслед.

Глава 5

– Я не собираюсь произносить навязшие в зубах общие места, виня во всем самого себя, – сказал Хоуарт. – Не считаю нужным с ложным смирением принимать на себя чужую ответственность. И тем не менее я должен был знать, что Брэдли на грани срыва. Подозреваю, что старый доктор Макинтайр не допустил бы такого происшествия в Лаборатории. А сейчас мне, пожалуй, лучше позвонить в Организационный отдел. Думаю, они сочтут, что ему надо пока побыть дома. В Биологическом отделе каждая пара рук на счету. Клэр Истербрук делает сколько может, выполняя то, что должен был выполнить Лорример, но есть какие-то пределы возможного. Сейчас она проводит анализы по делу о меловом карьере. Настаивает на том, чтобы снова сделать электрофорез. Я ее не виню: ведь это ей придется давать показания. Она может с уверенностью говорить только о самостоятельно полученных результатах.

Дэлглиш спросил, что же скорее всего произойдет с Клиффордом Брэдли.

– Ну, разумеется, поступит какая-то инструкция по поводу создавшейся ситуации. Как всегда в таких случаях. С ним обойдутся, найдя по возможности компромисс между необходимостью и человечностью. Если, конечно, вы не предполагаете арестовать его по обвинению в убийстве. Тогда с точки зрения администрации проблема решится сама собой. Кстати говоря, звонили из Отдела по связям с общественностью. У вас, очевидно, не нашлось времени просмотреть сегодняшние газеты. Некоторые из них очень шумят по поводу охраны лабораторий. «В безопасности ли образцы нашей крови?» А одна из воскресных газет поручила кому-то статью «Наука на службе у преступности». Между прочим, в Отделе хотели бы переговорить с вами. Они надеются организовать еще одну пресс-конференцию сегодня днем.

Когда Хоуарт ушел, Дэлглиш присоединился к сержанту Андерхиллу и занялся четырьмя огромными связками папок, которые принесла Бренда Придмор.

Поразительно, какое количество из шести тысяч дел и сколько экспонатов из почти двадцати пяти тысяч вешдоков, которые Лаборатория обрабатывала каждый год, имели в регистрационном номере цифры 18,40 или 1840. Дела приходили из всех отделов: Биологического, Токсикологического, Криминалистики, Исследования крови на содержание алкоголя, Транспортных средств. Практически все сотрудники Лаборатории выше старшего научного имели к ним отношение. Все дела, по всей видимости, были в абсолютном порядке. Дэлглиш по-прежнему был уверен, что таинственное телефонное сообщение – ключ к смерти Лорримера. Но казалось все более невероятным, что эти цифры, если старый мистер Лорример их правильно запомнил, хоть как-то связаны с регистрационными номерами дел.